Моя жизнь – серия сходных событий. Сначала я случайно попадаю куда-то, а потом ломаюсь и ухожу. Наверное, я могла бы догадаться, что трещина в нашем браке стала достаточно велика, чтобы я в нее упала. Мы шли разными путями и встречались только изредка, на перекрестках. Но я не так легко сдаюсь, и я продолжала пытаться наладить жизнь или притворяться, что то, что я несчастлива, ничего не значит.
Однажды мы пошли поужинать с нашим другом, приехавшим в город по делам. Он всегда приглашал нас на ужин во время своих визитов, и в тот раз мы были в Джорджтауне во французском ресторане, где официанты разъезжали на роликах, а между переменами блюд впрыгивали на сцену и исполняли небольшие музыкальные номера. Я выпила, что для меня было необычно. Мне нужна только одна рюмка спиртного, чтобы стать очень веселой и очень пьяной. Я растаяла, вспомнив человека, в которого влюбилась и за которого вышла замуж, мужчину, к которому испытывала достаточно сильные чувства, чтобы родить от него детей. Я наклонилась и провела пальцами по его шее, погрузившись в сладкие мечты о чувственности. Он даже не обернулся, но, наверное, принял мои пальцы, ласкающие его, за насекомое, потому что шлепнул рукой по шее, как делают, желая прогнать назойливую муху.
Мне показалось, что мне залепили пощечину по сердцу. Почему-то это оказалось последней каплей, последним отказом в интимности из сотен полученных от него отказов. Я сломалась. Я встала и отдала ему ключи, чтобы он забрал машину (Бог свидетель, я не заслужила ее!) и вышла за дверь. У меня в кошельке было 25 центов, когда я остановила такси и попросила отвезти меня к банкомату, чтобы я смогла заплатить за 30 миль дороги до Рестона, где мы тогда жили. Водителем такси оказался иракский студент, работающий над своей кандидатской. Мы остановились, и по дороге я подобрала подругу. У нее была труба, я заехала домой за своим кларнетом, и мы сидели вместе на главной площади городка и играли, она на трубе, а я на кларнете. Водитель такси играл на табле и пел. Мы пели и играли блюзы на площади Лейк-Анна до самого восхода. Я пела о потерянной любви. Она пела о потерянной юности. Он пел об ужасах войны. Я до сих пор не знаю, почему никто не пожаловался в полицию.
Я хотела уехать следующим же вечером, но муж уговорил меня остаться на несколько недель, говоря, что мать с двумя маленькими детьми не должна уходить из дому на мороз. Он сказал, что, если я дам ему несколько недель, он найдет себе место. Но он так и не ушел. Позже я узнала, что его отец посоветовал ему остаться, боясь, что я могу сказать, что он меня бросил, и заявить свои права на дом. Ясно, что он совсем меня не знал. Я бросаю дома и антиквариат.
Я не заслуживаю, чтобы кто-то обо мне заботился. Я сама забочусь о себе. Неважно, как много я отдаю, как тяжело я работаю и как сильно я люблю, я все равно сирота, и так будет всегда. И, в конце концов, я просто женщина, а всем известно, что мы ничего не стоим. Мы не можем быть Святыми и Мистиками. Мы просто шлюхи. Мы можем только служить мужчине. То, что мы нужны, чтобы рожать детей – только временная важность, и вскоре даже в этом нас заменят пробирки и чашки Петри.
В результате я оставалась там еще почти полгода после этого происшествия, но сняла свое обручальное кольцо и больше не считала себя замужем. И я начала работать над своей духовностью, частью которой мой муж не хотел быть. Я сняла домик на острове Чинкотиг и провела две недели одна, без часов и телефона. Это было мое первое приключение в одиночестве со времен прогулок по тропинкам Виргинии. Я впитывала его. Я пропитывалась им. Я купалась в нем. Я смаковала его. Я мыла им свое лицо и плескалась в нем, погружаясь в себя, помазываясь, как мирром, временем для размышлений.
Я подружилась с рыбаком, оставлявшим мне лучшее из своего дневного улова, и счастливо жила на одном большущем крабе, стакане красного вина и одном артишоке в день.
Бродя по побережью соседнего острова, Ассатига, я пережила событие из тех, которые меняют жизнь. Я начала диалог со «словами без голоса», который длился целых три дня, когда я ходила по пляжу в шторм. Этот «учитель», возникавший в моей голове, был самым вызывающим и мощным присутствием, испытанным мной на тот момент, и его сила поражала и приводила меня в смущение.
Эти «слова без голоса» учили меня иллюзорности совершенства, спектру света и нашему сотворению через него, когда мы упали в материю. Меня учили физике сознания и совершенству того, что кажется несовершенным.
Он (мне казалось, что присутствие мужское) учил меня физике родственных душ, тому, что мы начинаем путешествие в материю как единое пламя, разделяющееся затем на два, мужское и женское / позитивное и негативное, когда мы «падаем» через спектр света, чтобы попасть на этот электромагнитный план сознания. Он сказал мне, что эти два пламени почти никогда не оказываются даже на одном плане… что воссоединение этих двух огней происходит крайне редко и что, если оно произойдет раньше срока, прежде чем каждый закончит свою личную работу, они могут взорвать друг друга, настолько мощна магнитная энергия исходного пламени. И после всех этих предостережений голос сказал мне, что моя судьба – воссоединиться с моим исходным пламенем.
Источник: http://channelingvsem.com/category/manuskript-marii-magdaliny/
Публикация: http://channelingvsem.com/
Views: 453