Я не осознавала «направляющие», вживленные в меня в детстве, и вступила в фазу «ты должна быть щедрее, умнее, красивее, сексапильнее, добрее, забавнее и талантливее всех вокруг, чтобы быть равной и достойной жизни». А это значит, что женщина собирается стать Супервуман, а также потенциальной жертвой. В то время я иногда замещала ведущего ночной радиопередачи, и я помню случай, который многое предсказал, но его смысл стал понятен мне только 20 лет спустя. Ведущий этого ток-шоу был консерватором, а я, естественно, считала себя либеральной. Мне доставляло радость «расширять мировоззрение» его слушателей, когда передачу вела я.
Однажды ночью я решила обсудить очень спорный правовой вопрос. Это был судебный процесс из соседнего штата, во время разбора которого чернокожую женщину посадили в тюрьму как пособницу при краже. Ее приятель что-то украл в то время, как она была в машине. Ночью белый охранник вошел в ее камеру в тюрьме и изнасиловал ее. Во время изнасилования она ухитрилась вынуть у него из-за пояса нож, ударить его и сбежать. Он умер со спущенными штанами, а стены камеры были забрызганы его спермой. Она сбежала в другой штат, опасаясь южного правосудия, и был начат процесс выдачи, чтобы вернуть ее и судить по обвинению в убийстве.
Феминистки были шокированы. Расисты жаждали крови. Я просто рассказала своим слушателям о деталях дела, представив обе стороны конфликта, хотя признаюсь, что я сама, конечно же, склонялась к (как мне казалось) более просвещенной и гуманной точке зрения.
Я взяла интервью у местного судьи, задав ему пару правовых вопросов, а также у нескольких феминисток, чтобы услышать мнение защитников этой женщины. Когда передача закончилась, я переключила оборудование на автоматический режим, как обычно, проверила записи и закрыла станцию. Я вышла через боковую дверь, выключив за собой свет. Я была на станции одна, как всегда в столь поздний час. Выйдя на огромную парковку, я увидела там два ряда машин по обе стороны площадки, а посередине между ними — ряд полицейских автомобилей, не дававших им сойтись. В машинах справа были люди, приехавшие меня уничтожить. В машинах слева – те, кто приехал меня защищать. А полиция приехала навести порядок. Я проскользнула к своей машине, уехала домой и проплакала всю ночь. Как люди могут злиться на правду? И как они могут так меня ненавидеть? Я только проливала свет на мрачную истину. Почему же люди не хотят знать всей правды? Это был переломный момент в моей жизни на юге, где женщина не должна высказываться или задавать вопросов.
К рассвету до меня дошло, что я владею силой, которую не хочу иметь и которой не умею пользоваться. Я с грустью поняла, что я либо очень нравлюсь людям, либо совсем не нравлюсь. По какой-то причине среднего не дано. Этот случай указал мне на подобный эффект от моего голоса. Позже я узнала, что то же самое делают написанные мной тексты и даже просто мое присутствие.
Той ночью, как и многие годы после нее, мысль о подобном влиянии доставляла мне массу мучений. Я боялась силы и не хотела иметь к ней отношения. Я предпочитала, чтобы все меня любили, и искала только одобрения. Лишь спустя много лет, проплакав много ночей, я начала уважать и принимать эту силу как нечто, чем надо владеть и использовать, чтобы менять мир. Пройдут десятки лет, прежде чем я пойму, что люди, меняющие мир, как правило кого-то обижают. Те, кто хочет всем угодить, редко вызывают перемены.
Продвижение моего мужа на государственной службе привело нас в Вашингтон, и я открыла консалтинговый бизнес, используя все, чему научилась за годы, проведенные в рекламных агентствах.
Возможно, сказывалось влияние песка, сыплющегося в наших биологических часах, вечно отмеряя движение из будущего в прошлое, но мы с мужем начали подумывать о том, чтобы завести детей. В конце концов у нас появились две чудные дочурки. Но наша жизнь начала разваливаться, когда у нас стало меньше времени для себя. Сначала у Дженнифер началась аллергия на молоко, сою, все виды протеина и сахар. Пока я боролась с этим диагнозом, ища для нее какую-нибудь систему питания, у Адрианны началась серия воспалений уха, продолжавшаяся примерно до 12-ти лет. Ночи заполнились беготней из одной комнаты в другую, я носилась туда-сюда, сначала укачивая одну дочь, кричащую от боли, а потом на той стороне коридора беря на руки другую плачущую малышку.
Это были мои дни Супервуман, когда я спала примерно по четыре часа в сутки, с перерывами на кормление и плач, а потом целый день обслуживала клиентов. Мой рабочий кабинет был дома, и у меня была няня на полную ставку, а это значило, что я могла быть с одной дочерью, пока няня занималась второй. Так я могла быть с девочками, когда сроки работы не поджимали, и быть уверенной, что никто не причинит им вреда. Старшая, Дженнифер, буквально плакала большую часть времени из-за болей в животе; к тому же она не спала днем с десяти дней от роду. Она засыпала в слезах около полуночи, с плачем просыпалась в два часа ночи, потом снова – в четыре, и вставала насовсем в шесть утра каждый божий день. Младшая просто все время плакала, когда у нее было воспаление уха. На втором году жизни это случилось с ней 12 раз.
Посещая клиентов, я часто брала девочек и няню с собой, останавливаясь по пути на игровой площадке, в Детском музее или торговом центре. Так они могли играть, пока я была на деловом свидании.
Мы тогда жили вблизи Вашингтона, так что было даже логично (при том, как я катилась по жизни) что я попала в область политического консалтинга. Кажется, у меня и к этому был дар. Я относилась к политикам точно так же, как к производителям обуви. Это было довольно просто. Надо было понять, на чем «стоит» клиент, из чего сделана его «душа», и как это лучше всего обрисовать на рынке.
Источник: http://channelingvsem.com/category/manuskript-marii-magdaliny/
Публикация: http://channelingvsem.com/
Views: 24